Многие князья защищали принцип личного права на религиозную свободу взамен принципа безоговорочного подчинения господству Рима посредством принуждения совести. Поэтому они выступили с протестом против двух злоупотреблений в вопросах веры: против вмешательства светской власти и против произвола духовенства. Протест имел своей целью поставить на место светской власти веление совести, а на место духовенства – авторитет Божьего Слова.
-----------------------------------------------
Одним из наиболее замечательных свидетельств, когда- либо произнесенных в пользу Реформации, был протест, заявленный христианскими князьями Германии на сейме в Шпейере в 1529 году. Смелость, вера и непреклонность этих людей Божьих обеспечили для последующих поколений свободу мысли и совести. Их протест дал реформированной церкви название протестантской; его принципы являются «самой сущностью протестантизма» (D‘Aubigne, т.13, гл.6).
Темный и опасный период настал для Реформации. Вопреки Вормскому указу, провозглашавшему Лютера преступником закона и запрещавшему учить или верить его доктринам, в империи царила терпимость в вопросах веры. Провидение Божье контролировало силы, противостоящие истине. Карл V был решительно настроен уничтожить Реформацию, но много раз, когда он поднимал руку для борьбы, ему приходилось отводить удар. Снова и снова казалось неизбежным скорое поражение всех, кто дерзнул противопоставлять себя Риму, однако в решающий час у восточных рубежей либо возникали турецкие войска, либо король Франции или даже сам папа, завидуя растущей мощи императора, затевал с ним войну; и так, среди борьбы и возмущений народов, Реформация имела возможность укрепляться и распространяться.
Тем не менее католические правители все-таки оставили свои разногласия, чтобы иметь возможность объединиться против реформаторов. Сейм в Шпейере в 1526 году дал каждому княжеству полную свободу в делах религии, до тех пор пока не состоится вселенский собор; но как только не стало опасности, вызвавшей эти уступки, император созвал второй сейм в Шпейере в 1529 году, преследуя цель сокрушить ересь. Князей необходимо было, если возможно, по-хорошему убедить выступить против Реформации мирными способами; если же это не удастся, Карл был готов прибегнуть к мечу.
Паписты торжествовали. Они появились в Шпейере в большом числе и открыто демонстрировали свою враждебность к реформаторам, а также и к тем, кто был к ним благосклонен. Меланхтон сказал: «Мы вызываем отвращение и являемся отбросами этого мира, но Христос призрит на Свой бедный народ и сохранит его» (D‘Aubigne, т.13, гл.5). Протестантским князьям, присутствовавшим на сейме, было запрещено возвещать Евангелие даже в своих временных пристанищах. Но люди, проживающие в Шпейере, испытывали жажду Слова Божьего, и, вопреки запрету, тысячи побывали на службах, проводимых в часовне курфюрста Саксонии.
Это форсировало кризис. И императорское послание объявило сейму, что, поскольку решение, предоставляющее свободу совести, привело к таким великим беспорядкам, император требует, чтобы оно было признано недействительным. Это деспотическое действие вызвало возмущение и тревогу среди евангельских христиан. Некто сказал: «Христос опять впал в руки Каиафы и Пилата». Католики становились все более неистовыми. Один фанатичный папист заявил: «Турки лучше, чем лютеране, потому что турки соблюдают дни поста, а лютеране нарушают их. Если мы вынуждены выбирать между Священным Писанием Бога и старыми заблуждениями церкви, нам следует отказаться от первого». Меланхтон говорил: «Каждый день при всем собрании Фабер бросает новый камень в нас, проповедников Евангелия» (D‘Aubigne, т.13, гл.5).
Терпимость в вопросах веры была узаконена, и евангелические земли были полны решимости противостать попранию своих прав. Лютеру, до сих пор находившемуся вне закона в соответствии с Вормским указом, не разрешалось присутствовать в Шпейере, но его место заняли его помощники и князья, которых Бог побудил в такой критический момент защищать Свое дело. Благородного Фридриха Саксонского, давнего защитника Лютера, унесла смерть, но герцог Иоганн, его брат и преемник, радостно приветствовал Реформацию и, являясь миролюбцем, обнаружил огромную энергию и смелость во всех делах, касающихся интересов веры.
Духовенство предъявляло требования, чтобы земли, которые признали Реформацию, безропотно покорились римской власти. Реформаторы, напротив, требовали свободу, которая была им дарована прежде. Они не могли дать согласие на то, чтобы Риму снова стали подконтрольны те княжества, которые с такой великой радостью приняли Божье Слово.
В качестве компромисса в заключение было внесено предложение, чтобы там, где Реформация еще не стала общепризнанной, Вормский указ неукоснительно был приведен в исполнение, а «там, где люди отклонились от него и где, если заставлять их подчиняться ему, существует опасность восстания, не осуществлять, по крайней мере, никаких новых преобразований, не касаться противоречивых точек зрения, противостоять отправлению мессы, а также не позволять ни одному римскому католику принимать лютеранскую веру» (D‘Aubigne, т.13, гл.5). Эта мера, к величайшему удовольствию папских священников и прелатов, получила одобрение сейма.
При вступлении этого эдикта в силу «Реформация потеряла бы возможность... не только распространяться в тех местах, которых она еще не достигла, но и прочно обосноваться там... где уже была» (D‘Aubigne, т.13, гл.5). Свобода слова оказалась бы под запретом. Не допускался бы переход в другую веру. И требовалось, чтобы сторонники Реформации тотчас же покорились этим ограничительным мерам и запретам. Казалось, надежды всего мира вот-вот угаснут. «Восстановление римской иерархии... обязательно вернуло бы назад давние злоупотребления», и быстро подвернулся бы случай для «окончательного разрушения дела, которое уже и так подорвали» фанатизм и разногласия (D‘Aubigne, т.13, гл.5).
Когда евангелическая сторона собралась для совещания, все были в полном смятении. Один вопрошал другого: «Что делать?» Грандиозные последствия ожидали мир от разрешения этого вопроса. «Подчинятся ли лидеры Реформации и примут ли этот эдикт? С какой легкостью могли реформаторы во время этого кризиса, который в самом деле был ужасным, уговорить себя следовать ложным путем! Сколько правдоподобных отговорок и законных аргументов могли они отыскать для того, чтобы покориться! Князьям-лютеранам гарантировали свободное исповедание своей религии. Таким же преимуществом обладали и те подданные, которые до одобрения этого закона приняли взгляды Реформации. Разве это не должно было удовлетворить их? Скольких бед можно было бы избежать, подчинившись! В какие еще неизвестные опасности и конфликты вовлечет их оппозиция! Кто знает, какие возможности может предоставить будущее? Давайте примем мир; давайте ухватимся за оливковую ветвь, которую протягивает Рим, и уврачуем раны Германии. С помощью таких доводов реформаторы могли бы оправдать свой выбор линии поведения, результатом чего в ближайшем будущем, безусловно, стало бы ниспровержение их дела.
«К счастью, они видели принцип, на котором основывалось это соглашение, и действовали по вере. Каков же был этот принцип? Это было право Рима подавлять совесть и запрещать свободу мысли. Но разве они сами и их протестантские подданные не могли наслаждаться религиозной свободой? Да, как снисхождением, особо оговоренным в соглашении, однако не как своим правом. Относительно же всего того, что находилось вне соглашения, – там должен был управлять великий принцип авторитета; совесть оставалась вне суда, Рим был непогрешимым судьей, и ему надлежало покоряться. Принятие предложенного соглашения являлось бы сомнительным допущением религиозной свободы только в реформированной Саксонии; а что касается всего остального христианского мира, то свобода мысли и исповедание протестантской веры расценивались как преступления и должны были быть встречены тюрьмой и сожжением на костре. Могли ли они ответить согласием на то, чтобы свобода вероисповедания гарантировалась лишь в определенном месте, провозгласив таким образом, что Реформация обратила последнего человека в свою веру и завоевала последний акр земли? Неужели власть Рима должна была навсегда остаться там, где сейчас было распространено его влияние? Могли ли реформаторы ссылаться на свою невиновность в крови тех сотен и тысяч людей, которым из-за этого соглашения придется отдать свою жизнь в папских землях? Это значило бы предать в такой важный час дело Евангелия и свободу христианства» (Wylie, т.9, гл.15). Лучше они «принесут в жертву все, даже свое положение, свои короны и свои жизни» (D‘Aubigne, т.13, гл.5).
«Давайте опротестуем этот декрет, – сказали князья. – В вопросах совести большинство не имеет силы». Депутаты провозгласили: «Именно благодаря декрету 1526 года империя наслаждается миром; его аннулирование принесет Германии беды и разногласия. Сейм не правомочен делать более, чем сохранять свободу вероисповедания до созыва собора» (D‘Aubigne, т.13, гл.5). Охрана свободы совести является обязанностью государства, и это есть предел его власти в вопросах религии. Любая светская форма правления, которая стремится контролировать или навязывать соблюдение религиозных установлений с помощью гражданской власти, приносит в жертву тот самый принцип, за который евангельские христиане столь храбро боролись.
Паписты исполнились решимости пресечь то, чему они дали название «дерзкого упрямства». Они начали с того, что постарались вызвать разделение между сторонниками Реформации и устрашить всех, кто открыто не выступил в ее поддержку. В конце концов, на сейм были позваны представители свободных городов, и от них потребовали объявить, принимают они или нет условия соглашения. Они умоляли об отсрочке, однако тщетно. Когда их опросили, без малого половина от их числа встала на сторону реформаторов. Те, кто таким образом отказался принести в жертву свободу совести и право индивидуального суждения, прекрасно понимали, что их позиция повлечет в дальнейшем критику, неодобрение и гонения. Один из делегатов сказал: «Мы должны либо отвергнуть Слово Божье, либо быть сожжены» (D‘Aubigne, т.13, гл.5).
Король Фердинанд – представитель императора на сейме – видел, что декрет приведет к значительным расхождениям во мнениях, пока князья не будут склонены к его принятию и поддержке. По этой причине он пустил в ход искусство убеждения, отлично понимая, что применение силы к таким людям сделает их только более решительными. Он «умолял князей принять этот декрет, заверяя их в том, что император был бы очень доволен ими». Но эти верные мужи признавали авторитет, стоящий выше земных правителей, и они невозмутимо отвечали: «Мы подчинимся императору во всем, что может содействовать поддержанию мира и славе Божьей» (D‘Aubigne, т.13, гл.5).
В конце концов король сообщил перед всем сеймом курфюрсту и его друзьям, что эдикт «вот-вот будет оформлен как императорский декрет» и что «им ничего не остается, кроме как покориться большинству». Высказав это, он покинул собрание, не предоставив реформаторам никакой возможности для обдумывания или ответа. «Тщетно отправляли они посланников, прося его возвратиться». На их возражения он только ответил: «Это решенный вопрос; все, что вам остается, – это подчиниться» (D‘Aubigne, т.13, гл.5).
Императорская сторона была уверена, что князья-христиане будут и в дальнейшем держаться Священного Писания как превосходящего человеческие доктрины и требования; и они знали, что там, где примут этот принцип, папство со временем будет ниспровергнуто. Но, как и тысячи людей после них, смотрящих лишь на видимое (см. 2 Кор. 4:18 – прим. ред.), они тешили себя той мыслью, что сила на стороне императора и папы, а реформаторы – беспомощны. Если бы реформаторы зависели лишь от человеческой поддержки, они были бы настолько немощны, насколько и предполагали паписты. Но хотя их было немного и они находились в опале у Рима, они обладали силой. Они обратились «от документов сейма к Божьему Слову, а от императора Карла к Иисусу Христу – Царю царей и Господу господствующих» (D‘Aubigne, т.13, гл.6).
Так как Фердинанд отказался признавать убеждения их совести, князья решили не обращать внимания на его отсутствие, а незамедлительно представить свой протест национальному совету. Поэтому было составлено торжественное заявление и предъявлено сейму.
«Сим документом мы торжественно заявляем перед Богом, единственным нашим Создателем, Хранителем, Искупителем и Спасителем, Который однажды будет и нашим Судьей, как и перед всеми людьми и всем творением, что мы – как лично, так и наш народ – не согласимся и не будем никоим образом придерживаться того, что в предложенном декрете противостоит Богу, Его Святому Слову, нашей доброй совести или спасению наших душ...
Как нам одобрить этот эдикт?! Получается, что когда Всемогущий Бог призывает человека к тому, чтобы познать Его, этот человек не может обрести познание Бога!.. Нет ни одной надежной доктрины, кроме той, что сообразуется с Божьим Словом... Господь возбраняет учить любым другим доктринам... Священное Писание должно быть истолковано другими, более ясными текстами... эту Святую Книгу, во всем необходимую для христианина, легко понять, и она разгоняет тьму. Мы решили с помощью благодати Божьей поддерживать чистую и всеобъемлющую проповедь только лишь Его Слова, находящегося в писаниях Ветхого и Нового Заветов, не добавляя к нему ничего, что могло бы идти с ним вразрез. Это Слово является единственной истиной; оно есть верное мерило всякой доктрины и правило жизни, которое никогда не может подвести или обмануть нас. Строящий на этом фундаменте выстоит против всех сил ада, в то время как вся людская суета, направленная против него, падет пред Божьим лицом...
Поэтому мы отвергаем навязанное нам ярмо...
Одновременно с этим мы ожидаем, что его императорское величество будет поступать с нами, как благородный христианин, который любит Бога больше всего; и мы заявляем, что готовы выразить ему, как и вам, милостивые государи, всю любовь и послушание, являющиеся нашей справедливой и законной обязанностью» (D‘Aubigne, т.13, гл.6).
На сейм это произвело глубокое впечатление. Видя смелость протестующих, большинство исполнилось изумления и тревоги. Будущее казалось им страшным и неопределенным. Разногласия, конфликты и кровопролитие представлялись неотвратимыми. Однако реформаторы, убежденные в справедливости своего дела и опирающиеся на всесильную Руку, были полны отваги и решимости.
«Принципы, содержащиеся в этом выдающемся протесте... являют собой подлинный смысл протестантизма. Ныне этот протест оспаривает два человеческих злоупотребления в вопросах веры: во-первых, вмешательство гражданского правительства, во-вторых, деспотичную власть церкви. Взамен этих злоупотреблений протестантизм ставит власть совести выше власти правительства, а авторитет Слова Божьего – выше авторитета видимой церкви. Прежде всего, он отрицает право гражданских властей вмешиваться в отношения между Богом и человеком и говорит вместе с пророками и апостолами, что „должно повиноваться больше Богу, нежели человекам“ (Деян. 5:29 – прим. ред.). Он превозносит венец Иисуса Христа над короной Карла V. Однако он идет еще дальше, формулируя следующий принцип: любые человеческие учения должны быть подчинены Библии» (D‘Aubigne, т.13, гл.6). Более того, протестанты утвердили свое право на свободное исповедание своих взглядов на истину. Они хотели не только верить и быть послушными, но и учить тому, что представлено в Божьем Слове, также они отвергали право священников или представителей власти оказывать этому противодействие. Протест в Шпейере был серьезным свидетельством против религиозной нетерпимости и отстаиванием права каждого человека поклоняться Богу в соответствии с убеждениями своей совести.
Заявление было сделано. Оно было запечатлено в памяти тысяч и отмечено в небесных книгах, откуда его невозможно удалить никакими человеческими усилиями. Вся евангелическая Германия одобрила протест как выражение своей веры. Всюду в этом заявлении люди усматривали надежду на новую и лучшую эру. Один из князей сказал протестантам в Шпейере: «Пусть Всемогущий, Который дал вам благодать исповедовать веру решительно, открыто и мужественно, сохранит вас в этой христианской стойкости до наступления дня вечности» (D‘Aubigne, т.13, гл.6).
Согласись Реформация по достижении определенного успеха пойти на компромисс, чтобы достичь благоволения мира, она стала бы неверной Богу и самой себе и обеспечила бы тем самым свое собственное поражение. В опыте этих благородных реформаторов содержится поучение для всех последующих веков. Образ действий сатаны против Бога и Его Слова не претерпел изменений; до сих пор он настолько же сильно противостоит Священному Писанию, когда его делают путеводителем в своей жизни, как это было и в шестнадцатом веке. В наши дни существует большое отступление от учений и принципов Священного Писания, и есть нужда вновь обратиться к великому протестантскому принципу – Библия и только Библия, используемая в качестве критерия веры и долга. Сатана и сейчас действует, применяя любое имеющееся у него в распоряжении средство, чтобы подавить свободу вероисповедания. Власть антихриста, которую не признали протестанты в Шпейере, сейчас с обновленной решительностью пытается заново утвердить свое утерянное превосходство. Та же самая неуклонная приверженность Божьему Слову, обнаруженная при том кризисе Реформации, является единственной надеждой реформы и сегодня.
Для протестантов появились предзнаменования опасности; но также были и знамения того, что для защиты верующих простерта Божественная рука. Приблизительно в это время «Меланхтон с поспешностью вел своего друга Симона Гринеуса по улицам Шпейера к Рейну, настаивая на том, чтобы тот без промедления переправился через реку. Гринеус, изумившись, пожелал узнать причину такого внезапного бегства. Меланхтон ответил: «Незнакомый пожилой человек серьезного вида предстал передо мной и сказал: „Через минуту офицеры будут посланы Фердинандом, чтобы арестовать Гринеуса“».
В этот день Гринеус возмутился проповедью Фабера, ведущего папского доктора богословия, и после окончания его проповеди выразил ему протест в том, что тот отстаивает «известного рода мерзкие заблуждения». Фабер замаскировал свою злобу, но тотчас же направился к королю, от которого добился распоряжения на арест назойливого профессора из Хайдельберга. Меланхтон не сомневался, что Бог уберег его друга, послав одного из Своих святых ангелов предостеречь его.
На берегу Рейна Меланхтон застыл в ожидании того, когда воды реки спасут Гринеуса от его преследователей. «Наконец-таки, – закричал Меланхтон, увидев того на другом берегу, – наконец-таки он исторгнут из жестоких челюстей тех, кто жаждет невинной крови». Когда Меланхтон вернулся домой, ему сообщили, что офицеры в поисках Гринеуса тщательно обыскали дом сверху донизу.
Реформация должна была быть возвеличена перед сильными мира сего. Евангелическим князьям отказали во встрече с королем Фердинандом; но им была дарована возможность представить свое дело перед императором и собравшимися сановниками церкви и государства. Чтобы покончить с раздорами, беспокоившими империю, Карл V через год после протеста в Шпейере созвал сейм в Аугсбурге, объявив о своем намерении быть на нем председателем. Туда позвали и руководителей протестантов.
Большая опасность нависла над Реформацией, но ее защитники продолжали доверять свое дело Богу и дали самим себе слово быть твердыми в следовании Евангелию. Советники курфюрста Саксонии настаивали на том, чтобы он не присутствовал на сейме. «Император, – говорили они, – потребовал явки князей, чтобы устроить им западню. Не слишком ли это рискованно – пойти и запереть себя в стенах города вместе с могущественным врагом?» Но другие смело утверждали: «Пусть только князья исполнятся мужества, и тогда дело Божье спасено». «Бог верен, Он не покинет нас», – сказал Лютер (D‘Aubigne, т.14, гл.2). Курфюрст в сопровождении своей свиты поехал в Аугсбург. Все знали, какая опасность нависла над ним, и многие шли с печальными лицами и встревоженными сердцами. Однако Лютер, провожавший их до Кобурга, укрепил их пошатнувшуюся веру, начав петь сочиненный им по поводу этого путешествия гимн «Крепкая башня – наш Бог». Многие мрачные предчувствия исчезли, а сердца освободились от тяжести, когда зазвучал этот вдохновенный напев.
Князья-протестанты приняли решение изложить свою точку зрения в систематической форме, обосновав Писаниями, чтобы представить сейму, а задачу подготовки документа возложили на Лютера, Меланхтона и их соратников. Это Исповедание было принято протестантами как изложение их веры, и они собрались вместе, чтобы поставить свои подписи на этом важном документе. Это было торжественное и трудное время. Реформаторы добивались того, чтобы их дело не было смешано с политическими вопросами; они чувствовали, что Реформация не должна испытывать никакого другого влияния, кроме того, что исходит от Слова Божьего. Когда христианские князья уже готовы были подписать Исповедание, Меланхтон вмешался, говоря: «Это дело теологов и духовных служителей, а авторитет сильных мира сего давайте оставим для другого случая». «Да запретит Господь, – ответил Иоганн Саксонский, – чтобы вы исключили меня. Я полон решимости исполнить все надлежащее, не тревожась о короне. Я хочу исповедовать Господа. Корона курфюрста и одеяние из горностая не так дороги мне, как крест Иисуса Христа». Сказав это, он вписал свое имя. Еще один князь, когда взял перо, промолвил: «Если это необходимо для прославления моего Господа Иисуса Христа, то я готов... оставить все, чем владею, а также отдать жизнь». «Лучше уж у меня не будет больше подданных и состояния, лучше я с посохом в руке уйду из страны своих отцов, – продолжил он, – чем приму какое-нибудь учение, отличное от того, что содержится в этом Исповедании» (D‘Aubigne, т.14, гл.6). Таковы были вера и отвага тех Божьих мужей.
Наступило назначенное время появиться перед императором. Карл V, воссев на троне, окруженный курфюрстами и князьями, дал аудиенцию протестантским реформаторам. Исповедание веры было зачитано. В этом собрании высочайшей знати были ясно представлены истины Евангелия, а также было указано на заблуждения папской церкви. Тот день удачно провозгласили «величайшим днем Реформации и одним из самых славных дней в истории христианства и мира» (D‘Aubigne, т.14, гл.7).
Считанные годы миновали с той поры, когда монах из Виттенберга в одиночестве представал в Вормсе перед национальным советом. Сейчас на его место встали самые знатные и влиятельные князья империи. Лютеру было запрещено появляться в Аугсбурге, но он присутствовал там посредством своих слов и молитв. «Я переполнен радостью, – писал он, – от того, что дожил до такого часа, в который Христос публично возвышен столь знатными исповедниками в таком блистательном собрании» (D‘Aubigne, т.14, гл.7). Таким образом осуществилось то, о чем сказано в Священном Писании: «Буду говорить об откровениях Твоих пред царями» (Псалтирь 118:46).
Во времена Павла Евангелие, за которое его лишили свободы, было таким образом принесено князьям и титулованным особам столицы империи. Так и в этом случае: то, что император запретил проповедовать с кафедры, провозглашалось во дворце; то, что многие считали неподходящим слышать даже слугам, с удивлением выслушивалось господами и властителями империи. Аудиторию составляли короли и великие мужи, коронованные принцы были проповедниками, а проповедь была о величественной истине Бога. «Со времен апостолов, – утверждает писатель, – не было соделано более великой работы или высказано более грандиозного исповедания» (D‘Aubigne, т.14, гл.7).
«Все, что сказали лютеране, является правдой, и мы не можем этого не признавать», – объявил папский епископ. «Можете ли вы с помощью разумных доводов доказать несостоятельность исповедания, сделанного курфюрстом и его союзниками?» – спросил кто-то другой у доктора Эка. «С помощью Писаний апостолов и пророков – нет, – последовал ответ, – однако писаниями отцов и соборов – могу». «Я понимаю так, – сказал вопрошавший, – что, согласно вашему ответу, лютеране укоренены в Писаниях, а мы на них не опираемся» (D‘Aubigne, т.14, гл.8).
Некоторые князья Германии были покорены верой реформаторов. Сам император заявил, что пункты веры протестантов были ничем иным, как истиной. Исповедание перевели на многие языки и читали по всей Европе, и оно было принято миллионами в последующих поколениях как выражение своей веры.
Божьи верные слуги не совершали свои труды в одиночестве. Тогда как начальства, власти и духи злобы поднебесные (см. Ефессянам 6:12 – прим. ред.) ополчались вокруг них, Господь не покинул Свой народ. Если бы только могли быть открыты их глаза, они увидели бы четкое свидетельство Божественного присутствия и помощи, какая была дарована и древнему пророку. Когда слуга Елисея указал хозяину на окружившую их вражескую армию, отрезавшую всякую возможность к отступлению, пророк помолился: «Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел» (4 Царств 6:17). И вот, гора была наполнена огненными колесницами и конями, здесь находилась армия Небес, чтобы заступиться за человека Божия. Так ангелы защищали и работников в деле Реформации.
Один из принципов, наиболее решительно поддерживаемых Лютером, заключался в том, что нельзя обращаться к мирской власти за помощью для Реформации и прибегать к оружию для ее защиты. Он ликовал, что Евангелие исповедовали князья империи; но как только они собрались объединиться в оборонительную лигу, он заявил, что «учение Евангелия должно быть под защитой одного Бога... Чем меньше люди вмешиваются в эту работу, тем более поразительным будет вмешательство Бога ради нее. Все политические предупредительные мероприятия, на его взгляд, были следствием недостойного страха и греховного недоверия» (D‘Aubigne, т.10, гл.14).
Когда влиятельные противники сплотились, чтобы ниспровергнуть реформаторскую веру, и, казалось, тысячи мечей обнажились против нее, Лютер писал: «Сатана в ярости; нечестивые епископы тайно советуются между собой, и грозят нам войной. Убеждайте людей ревностно бороться перед престолом Господа в вере и молитве, чтобы наши недруги, покоренные Духом Божьим, могли быть склонены к миру. Главной нашей нуждой, главным нашим делом является молитва; пусть люди знают, что сейчас они не защищены от острия меча и от ярости дьявола, поэтому пусть они молятся» (D‘Aubigne, т.10, гл.14).
Чуть позже, говоря о задуманной князьями-протестантами лиге, Лютер вновь заявил, что единственным оружием, задействованным в этой войне, должен быть «меч духовный» (см. Ефессянам 6:17 – прим. ред.). Курфюрсту Саксонии он написал: «Мы не можем вопреки нашей совести одобрить предложенный альянс. Наш Господь Христос достаточно могуществен, и Он легко может найти способы и средства спасти нас от опасности и привести в ничто мысли нечестивых князей... Христос просто испытывает нас: желаем мы подчиниться Его Слову или нет, будем мы руководствоваться им в определенных истинах или нет. Лучше мы десять раз умрем, чем позволим Евангелию стать причиной пролития крови из-за наших действий. Давайте лучше будем терпеливо переносить страдания и, как говорит псалмопевец, будем почитаемы за овец, ведомых на заклание; и, вместо того чтобы мстить и защищать себя, оставим место для Божьего гнева». «Крест Христа необходимо нести. Пусть Ваше высочество не страшится. Мы добьемся большего нашими молитвами, чем все наши враги своим бахвальством. Только пусть Ваши руки не будут запятнаны кровью Ваших братьев. Если император потребует, чтобы мы были отданы под трибунал, мы готовы явиться. Вы не сможете защитить нашу веру; каждый должен верить на свой собственный страх и риск» (D‘Aubigne, т.14, гл.1).
Из тайного места молитвы исходила сила, которая поколебала мир во время великой Реформации. Там со святым спокойствием слуги Господа утверждались на скале Его обетований. На протяжении всей борьбы, происходившей в Аугсбурге, Лютер «не провел ни одного дня, не выделив по крайней мере трех часов для молитвы, и это были часы, которые он обычно любил посвящать исследованиям». Можно было слышать, как он, запершись один в своей комнате, изливал душу перед Богом словами, «полными благоговения, страха и надежды, будто говорил со своим другом». «Я знаю, что Ты наш Отец и наш Бог, – взывал он, – и что Ты разгонишь тех, кто преследует Твоих детей; потому что Ты Сам беспокоишься о нас. Все это Твое дело, и только по Твоей воле мы взялись за него. Пошли же нам Твою защиту, Отец!» (D‘Aubigne, т.14, гл.6).
Меланхтону, который был сокрушен тяжестью беспокойства и страха, он писал: «Благодать и покой во Христе! Я говорю – во Христе, а не в этом мире. Аминь! Я ненавижу сильнейшей ненавистью те чрезмерные заботы, которые поглощают тебя. Если это дело несправедливое, брось его; если же оно правое, тогда почему мы не должны доверять обещаниям Того, Кто заповедует нам спать без страха?.. Христос не оставит справедливый и истинный труд. Он живет, Он правит; тогда какой страх может быть у нас?» (D‘Aubigne, т.14, гл.6).
Бог прислушался к мольбам Своих слуг. Он дал князьям и служителям благодать и смелость для отстаивания истины в борьбе против правителей тьмы этого мира. Господь говорит: «Вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится» (1 Петра 2:6). Протестантские реформаторы строили на Христе, и врата ада не смогли их одолеть.
